Фотография относится ко времени учёбы Н.Е. Митропольской в школе.
Нина Евгеньевна Митропольская родилась 9 июля 1912 года в Петербурге. Её отец, Евгений Константинович Митропольский (1883-1948), профессор теоретической механики, преподавал в Текстильном институте и в Институте путей сообщения. Мать, Анна Ивановна (Поспелова) (1886-1942), училась на химическом факультете Бестужевких курсов, вышла замуж, не окончив их, и всю жизнь посвятила семье.
В голодные революционные годы, Нина с матерью жили в деревне в Тамбовской губернии, и там, благодаря матери, смогла пройти учебную программу первого и второго классов. Это помогло Нине в 1921 году поступить сразу в третий класс 217 школы, которую она окончила в 1928 году. Несмотря на суровые условия жизни, голод и холод, сопровождавшие учебу и жизнь в Петрограде в двадцатых годах, отсутствие дров, которые ученикам приходилось по очереди приносить в школу и самим топить печь, у Нины Евгеньевны остались о школе теплые воспоминания. До последних дней Нина Евгеньевна вспоминала добрым словом своих учителей и многих одноклассников, с некоторыми из которых она неожиданно встретилась через 50 лет. До конца жизни они дружили, часто встречались. Среди них Кира Гертнер (Кира Константиновна Гаревская (1911-2002), Лида (Лидия Михайловна) Файнберг (1913? -1992), Таня Старк (Татьяна Георгиевна Kepinoff (1913-2005)), Бутя (Борис Георгиевич Старк (1909-1996)), а также Володя (Владимир Яковлевич Шведов (1910-1988). С Кирой Константиновной она ездила в Париж в гости к Татьяне Георгиевне.
В 1929 году, несмотря на препятствия, созданные для молодежи из интеллигентных семей, Н.Е. Митропольская поступила в Ленинградский университет на геолого-почвенное отделение физико-математического факультета. Через год группа, где училась Нина Евгеньевна, была переведена в Горный институт. Перед его окончанием в 1934 году Н.Е. Митропольская вышла замуж за своего однокурсника Бориса Борисовича Чернышёва (1909-1941), подававшего большие надежды в науке, но война всё разрушила.
После окончания Горного института, Н.Е. Чернышёва работала в Геологическом институте АН СССР, до тех пор, пока его не перевели в 1937 году в Москву. Нина Евгеньевна осталась в Ленинграде и была принята в Нефтяной институт (ВНИГРИ) в лабораторию микрофауны, заведующим которой был Александр Васильевич Фурсенко (1903-1975), кстати, тоже бывший ученик гимназии К. Мая. В лаборатории ей было поручено изучение девонских и каменноугольных фораминифер. Первый год войны и блокаду семья Митропольских пережила в Ленинграде и только в конце июля была эвакуирована в Омск.
Гибель любимого мужа – Б.Б. Чернышева в ноябре 1941 года, смерть матери (1942), сына (1943), болезнь дочери, не сломили стойкий характер Нины Евгеньевны, и после войны, в 1945 году, вернувшись в Ленинград, она продолжала работать по специальности. Вся её профессиональная деятельность с этого момента была связана с ВСЕГЕИ, в котором она проработала до пенсии. В 1947 году ею была защищена кандидатская диссертация по палеозойским фораминиферам. Тогда же Нине Евгеньевне поручили разобрать коллекционные материалы Е.В. Лермонтовой, известного палеонтолога, которая скончалась во время блокады Ленинграда, и продолжить ее работу по изучению кембрийских отложений и трилобитов. Ей пришлось много ездить в экспедиции в Сибирь, в основном в район низовья р. Лена. В пятидесятые-шестидесятые годы условия полевых работ были очень трудные, особенно для женщин, месяцами экспедиция была оторвана от цивилизации – ни рации, ни транспорта, поселки находились в сотнях километров от мест их дислокации. Результатом работ по стратиграфии кембрия и трилобитам были многочисленные научные статьи и монография «Биостратиграфия среднего кембрия СССР». Н.Е.Чернышёва являлась ответственным редактором тома «Трилобитообразные» громадной сводной работы «Основы палеонтологии», автором ряда глав и редактором тома «Кембрийская система», участвовала в разделе «Кембрийская система» в «Стратиграфическом словаре».
Н.Е. Чернышёва стала крупнейшим и авторитетным учёным не только в пределах бывшего Советского Союза, но и за рубежом. Вокруг неё сформировалась большая группа специалистов, изучающих самую древнюю группу ракообразных палеозоя. К ней постоянно приезжали специалисты на консультацию из всех республик Союза и из-за рубежа. Она была председателем трилобитовой комиссии научного совета по проблеме «Пути и закономерности исторического развития животных и растительных организмов». В 1975 году Нина Евгеньевна защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора геолого-минералогических наук на тему: «Биостратиграфия среднего кембрия СССР».
Академик Д.В. Наливкин (1889-1982) в своих очерках о первых женщинах–геологах так охарактеризовал Н.Е. Чернышеву: «Выдающийся специалист по биостратиграфии кембрия и его трилобитам. Новатор в изучении фораминифер девона и карбона Урала. Обстоятельный, наблюдательный и тщательный научный работник и вместе с тем исключительно скромный человек».
Н.Е. Чернышёва скончалась 10 октября 2003 года и похоронена на Смоленском православном кладбище.
Нина Евгеньевна Митропольская родилась 9 июля 1912 года в Петербурге. Её отец, Евгений Константинович Митропольский (1883-1948), профессор теоретической механики, преподавал в Текстильном институте и в Институте путей сообщения. Мать, Анна Ивановна (Поспелова) (1886-1942), училась на химическом факультете Бестужевких курсов, вышла замуж, не окончив их, и всю жизнь посвятила семье.
В голодные революционные годы, Нина с матерью жили в деревне в Тамбовской губернии, и там, благодаря матери, смогла пройти учебную программу первого и второго классов. Это помогло Нине в 1921 году поступить сразу в третий класс 217 школы, которую она окончила в 1928 году. Несмотря на суровые условия жизни, голод и холод, сопровождавшие учебу и жизнь в Петрограде в двадцатых годах, отсутствие дров, которые ученикам приходилось по очереди приносить в школу и самим топить печь, у Нины Евгеньевны остались о школе теплые воспоминания. До последних дней Нина Евгеньевна вспоминала добрым словом своих учителей и многих одноклассников, с некоторыми из которых она неожиданно встретилась через 50 лет. До конца жизни они дружили, часто встречались. Среди них Кира Гертнер (Кира Константиновна Гаревская (1911-2002), Лида (Лидия Михайловна) Файнберг (1913? -1992), Таня Старк (Татьяна Георгиевна Kepinoff (1913-2005)), Бутя (Борис Георгиевич Старк (1909-1996)), а также Володя (Владимир Яковлевич Шведов (1910-1988). С Кирой Константиновной она ездила в Париж в гости к Татьяне Георгиевне.
В 1929 году, несмотря на препятствия, созданные для молодежи из интеллигентных семей, Н.Е. Митропольская поступила в Ленинградский университет на геолого-почвенное отделение физико-математического факультета. Через год группа, где училась Нина Евгеньевна, была переведена в Горный институт. Перед его окончанием в 1934 году Н.Е. Митропольская вышла замуж за своего однокурсника Бориса Борисовича Чернышёва (1909-1941), подававшего большие надежды в науке, но война всё разрушила.
После окончания Горного института, Н.Е. Чернышёва работала в Геологическом институте АН СССР, до тех пор, пока его не перевели в 1937 году в Москву. Нина Евгеньевна осталась в Ленинграде и была принята в Нефтяной институт (ВНИГРИ) в лабораторию микрофауны, заведующим которой был Александр Васильевич Фурсенко (1903-1975), кстати, тоже бывший ученик гимназии К. Мая. В лаборатории ей было поручено изучение девонских и каменноугольных фораминифер. Первый год войны и блокаду семья Митропольских пережила в Ленинграде и только в конце июля была эвакуирована в Омск.
Гибель любимого мужа – Б.Б. Чернышева в ноябре 1941 года, смерть матери (1942), сына (1943), болезнь дочери, не сломили стойкий характер Нины Евгеньевны, и после войны, в 1945 году, вернувшись в Ленинград, она продолжала работать по специальности. Вся её профессиональная деятельность с этого момента была связана с ВСЕГЕИ, в котором она проработала до пенсии. В 1947 году ею была защищена кандидатская диссертация по палеозойским фораминиферам. Тогда же Нине Евгеньевне поручили разобрать коллекционные материалы Е.В. Лермонтовой, известного палеонтолога, которая скончалась во время блокады Ленинграда, и продолжить ее работу по изучению кембрийских отложений и трилобитов. Ей пришлось много ездить в экспедиции в Сибирь, в основном в район низовья р. Лена. В пятидесятые-шестидесятые годы условия полевых работ были очень трудные, особенно для женщин, месяцами экспедиция была оторвана от цивилизации – ни рации, ни транспорта, поселки находились в сотнях километров от мест их дислокации. Результатом работ по стратиграфии кембрия и трилобитам были многочисленные научные статьи и монография «Биостратиграфия среднего кембрия СССР». Н.Е.Чернышёва являлась ответственным редактором тома «Трилобитообразные» громадной сводной работы «Основы палеонтологии», автором ряда глав и редактором тома «Кембрийская система», участвовала в разделе «Кембрийская система» в «Стратиграфическом словаре».
Н.Е. Чернышёва стала крупнейшим и авторитетным учёным не только в пределах бывшего Советского Союза, но и за рубежом. Вокруг неё сформировалась большая группа специалистов, изучающих самую древнюю группу ракообразных палеозоя. К ней постоянно приезжали специалисты на консультацию из всех республик Союза и из-за рубежа. Она была председателем трилобитовой комиссии научного совета по проблеме «Пути и закономерности исторического развития животных и растительных организмов». В 1975 году Нина Евгеньевна защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора геолого-минералогических наук на тему: «Биостратиграфия среднего кембрия СССР».
Академик Д.В. Наливкин (1889-1982) в своих очерках о первых женщинах–геологах так охарактеризовал Н.Е. Чернышеву: «Выдающийся специалист по биостратиграфии кембрия и его трилобитам. Новатор в изучении фораминифер девона и карбона Урала. Обстоятельный, наблюдательный и тщательный научный работник и вместе с тем исключительно скромный человек».
Н.Е. Чернышёва скончалась 10 октября 2003 года и похоронена на Смоленском православном кладбище.
Из воспоминаний Н.Е. Митропольской (Чернышёвой) о школе:
Иоаническая капитель
Я окончила 217-ю Советскую Единую Трудовую школу в 1928 году. Это был второй выпуск учеников, поступивших в школу после революции. В наши годы ещё оставались некоторые традиции гимназии К. Мая, и у нас преподавали многие старые учителя. Даже швейцар Степан (Степан Васильевич Смородин), о котором вспоминает в своих мемуарах Л. В. Успенский, ещё работал в школе гардеробщиком. Училась я не с первого класса, а с третьего, так как поступила в эту школу в 1921 г. Тогда это назывался класс “В”, из-за того, что в школе были две ступени: классы А, Б, В, Г и Д составляли первую, а классы I-IV — вторую. Когда мы кончали школу, классы уже именовались с 1-го по 9-й. Мои одноклассницы, учившиеся с первого класса, вспоминают, что их принимал в школу в 1919 г. А.Л. Липовский, который тогда был директором, и говорил родителям традиционные для гимназии Мая слова: “сначала любить, а потом учить”. В четвёртом классе (“Г”) классной руководительницей у нас была Вера Петровна Фан-дер-Флит. Из-за седых волос, уложенных косой вокруг головы, и широких блуз, которые она носила, эта учительница выглядела старообразно и казалась нам старой, хотя ей было тогда 47 лет. Относилась она к нам по-матерински ласково, называла учениц уменьшительными именами (Аннушка, Иринушка) и пользовалась большой любовью учащихся. В день её именин, 30 сентября, группа школьников с утра шла к её дому на б-й линии Васильевского острова у Среднего проспекта с цветами и небольшими подарками, несмотря на то, что в те годы такие действия не поощрялись, поскольку при насаждавшемся тогда антирелигиозном воспитании именины отвергались. Как я вспоминаю сейчас, Вера Петровна была хорошим психологом. Она умела утешить ученика при неудаче. Я это испытала на себе, когда после нескольких дней болезни, не узнав заданных уроков, получила неудовлетворительную отметку и, естественно, расплакалась. Вера Петровна умела подбодрить, похвалить... С Верой Петровной мы ездили весной в Павловск, на целый день, гуляли в парке, знакомились со скульптурами, слушали рассказы о русской истории. Причем из экономии на вокзал шли с Васильевского Острова пешком, не садились в трамвай. Всем классом мы ходили в ТЮЗ, в Александринский театр (на «Ревизора» и на другие спектакли). В классе была организована своя библиотека — каждый принес из дома по две–три книги. Их зарегистрировали и выдавали ученикам своего же класса. Заведовать библиотекой было поручено очень озорному мальчику, которого все девочки боялись за грубые выходки (щипки, выворачивание рук). Книгами он увлекся и стал спокойнее. Во время перемен в рекреационном зале верхнего этажа (4–го), где располагались младшие классы, ребята играли в пятнашки, и вообще была всеобщая беготня. В зале второго этажа ученики средних классов частично тоже бегали, многие просто ходили по залу. В зале среднего (3–го) этажа старшеклассники обычно степенно прогуливались группами или шеренгами… В старших классах был введен «художественно–промышленный уклон» с двумя мастерскими — столярной и плакатной. Ученики по желанию разбились на две группы, причем почему–то в столярную мастерскую определилось большинство девочек, а мальчики занялись плакатным делом. Не имея никаких способностей к рисованию, я записалась в плакатную мастерскую вместе с нашей художницей Т.Саглиной. Руководила этой мастерской Елизавета Николаевна Харламова. К моим беспомощным рисункам она относилась снисходительно и помогала несколькими штрихами получить что–то удовлетворительное. В мой альбом для стихов она написала: «Вспоминая школу и уклон, вспомните и его руководительницу». Надо сказать, что в девятом классе девочки имели альбомы, в которые одноклассники писали стихи, изречения или что–либо рисовали. Стихотворения преимущественно были заимствованы из классической поэзии, обычно без ссылок на автора. Наш выпуск был последним, в котором еще сохранялись некоторые мелкие обычаи старой школы, в дальнейшем строго изгонявшиеся, как мелкобуржуазные предрассудки. В частности, у нас был свой выпускной значок. В начале последнего учебного года (в девятом классе) объявлялся конкурс на изображение значка. В нем принимали участие способные к изобразительному искусству ученики и учителя, в том числе учитель истории архитектурных стилей (был у нас такой предмет, относящийся к художественно–промышленному уклону) Казимир Казимирович Барцевич–Мирский. На нашем значке изображена ионическая капитель с лавровым венком. Значок был выполнен в серебре. Посередине на косой белой эмалевой полосе была золоченая цифра 217 (номер школы), а на обороте были выгравированы: учебный год («1927–28»), номер выпуска («63/2» — общий номер выпусков гимназии Мая и второй «послереволюционный») и фамилия ученика. Такой значок с маленькой цепочкой прикреплялся к одежде булавкой, и его носили весь учебный год. Я помню почти всех своих школьных учителей и сохранила о них добрую память. В школу всегда шла с желанием, в ожидании новых знаний. Подавляющее большинство уроков были интересные, поскольку они проводились учителями высококвалифицированными, любящими свое дело. В этом продолжались традиции гимназии Карла Мая.
Литература:
1.Чернышёва Н.Е. Стратиграфия кембрия Алданской антеклизы и палеонтологические обоснования выделения амгинского яруса. //. ВСЕГЕИ, новая серия, т.49, Гостоптехиздат, Л., 1961: 1-347
2. «Кембрийская система», отв. ред. тома Чернышёва Н.Е., М. 1965: 1-596
3. Чернышёва Н.Е. Биостратиграфия среднего кембрия СССР. Автореф. дисс на соискание уч. степени доктора геолого-минералогических наук, Л., 1975: 1-39
Источники:
1. Д. В. Наливкин. Первые женщины-геологи Петербурга–Ленинграда // В сб.: Геология — жизнь моя. Вып. 10. М.: РосГео, МПР РФ. 2003. С. 336–342.
Информационную страницу составили Н.Б. Чернышёва и Т.Л. Модзалевская.