Главная     История     Персоны     Фотолетопись     Публикации     Новости     Музей     Гостевая книга     Контакты

Персоны

Ученики. Годы учёбы
1856-1918     1918-1937     1937-1944     1944-2009    
Педагоги. Годы работы
1856-1918     1918-1937    
1937-1944     1944-2006    



Периоды:





23.3.2024
Дорогие друзья и коллеги! Вышла в свет замечательная книга: Диденко Ю.Ю. История Отечества в летописи рода и семьи. Симферополь. СОНАТ. 2023. Для истории школы К.Мая издание представляет особый интерес - большой фрагмент книги посвящён золотому медалисту выпуска 1914 года Владимиру Владимировичу Егорьеву (04.03.1896 – 24.08.1943) - дипломату, юристу, специалисту в области международного права.
20.3.2024
На сайте размещена биографическая страничка невропатолога, доктора медицины Христиана Карловича Буша, учившегося в гимназии К.Мая в 1874-1882 гг.
18.3.2024
На сайте размещена биографическая страничка участника Великой Отечественной войны Валентина Дмитриевича Курилова, учившегося в 6 САШ в 1937-1940 гг.
15.3.2024
На сайте размещена биографическая страничка юриста Сергея Васильевича Быкова, учившегося в гимназии К.Мая в 1871-1878 гг.




Налимова Мария Михайловна


1902 – 27.11.1996 

архитектор-реставратор 

выпускница нашей школы
1919 г.


.





Мария Михайловна принадлежала к зажиточному крестьянскому роду Налимовых из села Михайловского, Богчинской волости, Галичского уезда, Костромской губернии [1] - до сих пор в окрестностях Галича фамилия Налимовых очень распространена. В селе Михайловском семья Налимовых владела большим «пятистенком» рядом с храмом Михаила Архангела – скорее всего, именно по этой причине в роду было распространено имя Михаил. Костромские крестьяне всегда славились крепким хозяйством и предпринимательской жилкой. Налимовы, как и большая часть жителей села, традиционно занимались отхожими промыслами, в том числе, малярными работами в Петербурге. У первого известного нам Михаила Налимова были дети: Михаил, Владимир (будущий владелец хорошо известного дома № 42 на ул. Большая Пушкарская [2]) и Александра (1870? - 1960).

Михаил Михаилович Налимов, отец будущих учеников школы К. Мая, в начале ХХ века получил выгодный подряд на малярные работы в Морском соборе (Кронштадт), за отличное исполнение работ был пожалован званием Потомственного Почетного Гражданина и получил в награду серебряную шкатулку, внутри которой находилось украшение в виде вопросительного знака из бриллиантов и рубина. Кроме того, ему была оказана высокая честь сфотографироваться рядом с императором Николаем II.

Михаил Михайлович был женат на Анне Павловне Тестовой (1876 - 1942), девушке из известного и богатого купеческого рода Тестовых. В браке Михаила Михайловича Налимова с Анной Павловной Тестовой (1876 – 1942) родились сыновья Иван (1888 – 1971), Ефим (1894 – 1966), Сергей (1904 – 1981) и дочь Мария (1902 – 1996).

Семья Налимовых жила на Васильевском острове в собственном доме по адресу 6 линия, дом 33 [ 3 СПб 1913, стр. 439], в двух шагах от школы К.Мая. Не удивительно, что все дети Михаила Михаиловича учились «у Мая». Первым порог школы в 1898 году переступил старший сын Иван и окончил полный курс Реального отделения школы в 1908 г., вслед за ним в 1904 году в школу поступил Ефим, который учился на гимназическом отделении до 1914 г., в 1912 году в приготовительный класс школы пришёл младший из братьев, Сергей, до 1918 года успел окончить четыре класса, Мария перешла в школу К.Мая из женской гимназии Шаффе в 1918 году после национализации и объединения двух школ [4,5].

Мария Михайловна училась в нашей школе два учебных года и стала одной из первых выпускниц школы. Аттестатов в это сложное время не оформляли, и по окончании школы в 1919 г. Мария Налимова получила весьма необычный документ:
«Настоящим удостоверяется, что гражданка Мария Михайловна Налимова обучалась в Советской Единой Трудовой Школе (б. Гимназия К. Мая, Петроград. В. О-в. 14 лин. д. 39) следующим предметам: русскому яз., немецкому яз., французскому яз., математике, физике, математической географии, истории, географии и философской пропедевтике. В 4а классе находилась с 1918–1919 учебного года. Председатель Школьного Совета А. Липовский Члены Совета: Б. Умнов, М. Горохов, Л. Михайловская, А. Герке, Б. Субботин, В. Краснов, Я. Салым, Н. Лоренц, В. Иванов, А. Петровская»
Из приведённого текста видно, что в нём нет отметок, а дано лишь перечисление предметов, которые преподавали в школе, в том числе и таких, как ныне почти неизвестные философская пропедевтика и математическая география [5].

Впоследствии Мария Михайловна стала замечательным ленинградским архитектором-реставратором.
По воспоминаниям родственников, мать Марии, Анна Павловна Тестова, имела властный характер, не разрешала детям обзаводиться семьями, все они не имели детей. Скончалась Анна Павловна в июле 1942 г. в блокадном Ленинграде [7].

Как пишет Ольга Игоревна Владимирова, дальняя родственница Налимовых, у родного брата Михаила Михайловича, Владимира Михайловича Налимова, тоже не было детей – вместе со своей женой Ксенией Васильевной (ур. Портновой) они много времени уделяли племянникам. В.М. Налимов скончался 10 июля 1942 г. в блокадном Ленинграде [8], почти в один день с женой своего брата Михаила, Анной Павловной Тестовой. Ксения Васильевна дожила до 1965 г.
В.М. Налимов с 1903 г. владел в Санкт-Петербурге прекрасным каменным пятиэтажным домом на ул. Б. Пушкарская (дом №42). Доход от сдачи в наем квартир составлял 37800 рублей серебром в год, что позволяло считать семью хорошо обеспеченной. На многие годы дом на Б.Пушкарской стал фамильным гнездом Налимовых. И после революции семья Налимовых жила в этом доме на 3 этаже в комнате, которая находилась в кв. N 18.
Во время блокады сгорел собственный деревянный дом Налимовых на 6 линии Васильевского Острова, Анна Павловна Тестова перебралась на Галерную, где и умерла, а Мария Михайловна и вернувшийся с фронта Ефим Михайлович Налимовы заняли в квартире на Б.Пушкарской две угловые комнаты с камином черного мрамора.
Впоследствии Мария Михайловна Налимова стала известным архитектором-реставратором, инспектором ГИОПа. Во время войны занималась маскировкой комплекса зданий Смольного, именно по ее проекту над Смольным была натянута сетка. Во время работы в ГИОПе Мария Михайловна много сил и времени уделяла музею-заповеднику «Царское Село», патронировала его многолетнего директора Ивана Петровича Саутова.

Приведём отрывок из воспоминаний Марии Барыковой (Краевой), долгое время жившей в одной квартире с семьёй Налимовых на Б.Пушкарской и сохранившей о ней трогательные воспоминания:

«Ефим был веселым и добрым человеком, немного не от мира сего. Он занимался со мной английским. Как не печально, прекрасный специалист рентгенолог-онколог сам умер от рака.

Сергей Михайлович и Иван Михайлович Налимовы всегда жили отдельно. Иван Михайлович приходил часто, высокий, очень красивый даже в старости (у него была масса роковых романов), очень похожий на картину, висевшую у Марии Михайловны в комнате. Сейчас эта картина, скорее всего, находится в семье Ольги Таратыновой, вдовы директора ГМЗ «Царское Село» Ивана Петровича Саутова, которого долгое время патронировала Мария Михайловна. Сергей Михайлович приходил редко, больше молчал, вообще, он был самый нелюдимый из трёх братьев.

С Марией Михайловной в детстве я проводила много времени, да и ухаживала за ней в ее последние месяцы; она звала меня Мухой. Все семейные драгоценности хранились у нее, и иногда она давала мне полюбоваться то кольцом, то браслетом. Домашних животных не любила и боялась, Налимовы никогда не держали ни собак, ни кошек. Блондинка, очень маленького росточка, с детской ножкой, она, однако, обладала колоссальной энергией и железным здоровьем. После 90 лет решила выучить английский язык – и через год уже свободно читала в подлиннике Байрона и Диккенса. Французским и немецким владела свободно, подрабатывала, давая уроки французского детям. Ей я обязана и знакомством с Кисой – Екатериной Петровной Ивашевой, внучкой известного декабриста Ивашева и Камиллы Ле Дантю по мужской линии. Увы, и этот род пресекся. Комната Марии в два окна выходила на Большую Пушкарскую. Окна были сплошь заставлены всевозможными кактусами, которые часто цвели фантастическими красными и лиловыми цветами. Слева от входной двери у стены стоял огромный черный кожаный диван (на котором она и умерла), а над ним две картины: старик-крестьянин в лаптях с иконописным лицом, на которого был очень похож Иван, и копия картины Левицкого, где у Хрущовой было лицо молодой Марии. Вдоль левой стены стоял длинный буфет, полный засохших сластей. За буфетом комнату перегораживал платяной шкаф, откуда и доставались порой ветшающие с каждым годом боа, кружева и драгоценности. Открывался шкаф в сторону окон, где по той же левой стене стояла кровать. С правой же стены были книжные полки и какие-то темные загадочные шкафы. Все верхние горизонтальные плоскости были уставлены копиями антиков во главе с Нефертити. Между шкафом и диваном царил четырехугольный стол под вязаной скатертью и со старинной настольной лампой под апельсиновым абажуром. Помню на нем непременную вазочку с засохшими конфетками и массу изданий по архитектуре и живописи.
Мария Михайловна постоянно посещала всевозможные мероприятия в Доме архитектора, и ей обязана я и даже мои дети приглашениями на прекрасные елки. На лето Мария постоянно уезжала в дом отдыха архитекторов под Москву в Суханово. Из друзей ее помню приезжавшего из Москвы Николая Баранова, главного архитектора Ленинграда, с которым Мария проработала всю войну, некую Женю из Москвы и Александру Ивановну Хоханову, тоже родом из Михайловского, учительницу литературы 47 школы, здравствующую до сих пор. Моя мама Ляля (Ольга Соболева, падчерица кузена Марии, Михаила Новинского) долгие годы была единственной поверенной ее интимной жизни. Больших и бурных страстей она не испытала. Главным увлечением всей ее жизни оставалась русская культура охрана памятников.
Умерла она поздней осенью и довольно легко, лежала только последние месяц-два, постоянно опасаясь не за жизнь и здоровье, а за свои драгоценности. После смерти очень многое, помимо завещания, растащили непорядочные соседи; потом я еще долго видела знакомые вещи в комиссионках. Отпевали ее хмурым ноябрьским днем в Князь-Владимирском соборе, куда она завещала передать после ее смерти фамильную икону, ибо всю жизнь оставалась человеком православным и искренне верующим. Увы, желанию ее сбыться было не суждено… У меня же на память о ней осталось девичье золотое колечко с брильянтиком, старинный глобус из гимназии Шаффе, три книги: воспоминания ее любимого Теляковского, и две книжечки о великих русских артистках, Стрепетовой и Савиной, и общая тетрадь с единственной записью «Мама умерла. Как мы теперь будем жить…» А еще - воспоминание о живой связи времен и о том блестящем образовании, которое давали русские гимназии. Заметки эти, разумеется, субъективны и во многом основываются на впечатлениях детства».

В дополнение к этим строкам мы прилагаем рассказ Марии Барыковой из сборника «Непрошеное лето», навеянный воспоминаниями о Марии Михайловне. Разумеется, как любое литературное произведение, рассказ не нужно воспринимать буквально или в качестве биографического источника. Это скорее, попытка передать атмосферу начала войны, о которой автор много говорила с Марией Михайловной, и попытка осмыслить некоторые черты характера последней.

Из воспоминаний приемной дочери Сергея Михайловича Налимова, Наталии Борисовны Левитской и его внучки Евгении Лось:
«Мария Михайловна была профессионалом высокого класса. Невозможно недооценивать ее вклад в сохранение памятников культуры нашего любимого города и его пригородов. Еее участие в эвакуации и дальнейшем возвращении на свое законное место коней Клодта на Аничков мост. Всю свою жизнь она посвятила восстановлению и сохранению великого культурного наследия. Помню, как она рассказывала, как с театральным биноклем ползала по лесам и проверяла светомаскировку памятников.
У нее была собачка Жулька (челка все время лезла в глаза), она ее очень любила и кормила отборным мясом, предварительно вырезав все жилки.
К сожалению, точная даты смерти нам неизвестна (конец ноября, число 27 скорее всего), мы узнали о ее смерти от друзей из Соснового Бора, которые прочитали заметку в газете и позвонили нам. Родственников никто не старался найти по понятным причинам, чтобы успеть завладеть ценностями, которые были в ее доме, что успешно удалось этим бессовестным людям. На похоронах были, день был осенний, но очень солнечный. О завещании мы впервые услышали при подготовке данной справки, у нас – ее родственников - ничего кроме воспоминаний о ней и ее жизни не осталось».

О судьбах братьев Марии Михайловны подробно рассказано на соответствующих биографических страничках сайта.
Скончалась Мария Михайловна Налимова 27 ноября 1996 года, похоронена на Серафимовском кладбище.

Благодарим Марию Николаевну Барыкову (Краеву), Наталию Борисовну Левитскую, приемную дочь Сергея Михайловича Налимова, Дарью Левитскую, Ольгу Игоревну Владимирову за деятельную помощь в подготовке материала, переданные в музей фотографии и воспоминания.
Источники:
1. ЦГИА СПб Фонд 115 Опись 2 Дело 6651
3. Адресный справочник СПб. 1913 г., стр. 439
4. Благово Н. В. Школа на Васильевском острове. Ч. I., СПб, 2005.
5. Благово Н. В. Школа на Васильевском острове. Ч. II., СПб, 2009.
6. Блокада, Памятная книга, т. 30



Информационную страничку подготовил М.Т. Валиев ©.
24.08.2015


Ниже приводим рассказ-миниатюру, написанный Марией Барыковой. Еще раз подчёркиваем, что этот текст не претендует на документальную точность и является художественным отражением авторского видения мира

Муха

Марья Михайловна в свои сорок семь так и осталась Крошкой Мухой, тем крошечным созданием в пышных бантах, в белом платьице с высокой талией и прюнелевых туфельках, каким была она в смутном теперь уже году первой русской революции. И хотя теперь личико ее сморщилось, и детские ручки увяли, но крошечные ножки все также неутомимо бегали по объектам, а крыжовенные глазки все также видели малейшее нарушение в сложном деле охраны огромного царского наследства в виде дворцов, особняков и прочих архитектурных памятников. В детской ее головке непостижимым образом хранились тысячи метров, кубометров, дат, эпох и материалов, и она искренне не понимала, как это молодые парни и девочки, выросшие где-нибудь на Щемиловке или в Старой Деревне, могут не только не помнить всего этого, но и просто не знать. И она не уставала днями летать по объектам, жужжа этим дурачкам про обмеры, рисунки, отмывки, позолоту и аккуратность.

И начавшаяся война изменила ее жизнь лишь настолько, насколько бегать теперь надо было втрое быстрее, распоряжаться вдвое жестче, а руководимый ею народ вдруг и незаметно стал уж совсем непонятливым. Только через месяц Марья Михайловна обнаружила, что у нее в подчинении вовсе не студенты Академии, даже не рабфака, а какие-то простолюдинки в сатиновых шароварах, румяные и ширококостные. Впрочем, работали они усердно, ни о чем не спрашивали, все успевали. И три доверенных ее попечению дворца Марья Михайловна сдала едва ли не первой и в образцовом порядке. Тогда ее бросили на Каменноостровский, но там уже работала бригада профессионалов, отчего неожиданно у Марьи Михайловны образовалось свободное время, о котором раньше и подумать было невозможно.

И мир вдруг явился ей в своей неприкрытой наготе.

Она хорошо запомнила, как возвращалась домой на Глазовскую по Дзержинского. Как всегда погруженная в обычные расчеты, она вдруг в ужасе обнаружила, что на нее движется огромное стадо. Не бывавшая за городом дальше Ораниенбаума и не видевшая животных, кроме как в клетках зоопарка, Марья Михайловна взвизгнула и заметалась по тротуару. Коровы утробно замычали, мужик в телогрейке заматерился, и для Марьи Михайловны с этого мгновения начался настоящий апокалипсис войны. Перед глазами у нее теперь постоянно стояли коровьи морды с измученными глазами и тянущимися ниточками слюны на фоне изысканных путти начала века. Это было противоестественно и страшно, но еще страшней была черная бабка, сидевшая на корточках у магазина ЛОТЗК и доившая отставшую корову в огромную прокопченую кастрюлю.

Время и пространство сдвинулись для Марьи Михайловны, и жить стало невозможно. Она, как слепая, бродила по улицам, в конце концов, неизменно находя себя все около того же ЛОТЗКа, где в витринах громоздились пирамиды крабов, одних только крабов с кричащей и непонятной надписью «Снадка». И в этом тоже был ужас.
Город перестал быть ее городом; перестал быть гораздо страшнее, чем это случилось двадцать четыре года назад. Или она просто была моложе тогда? В городе откуда ни возьмись появились какие-то пыльные люди крестьянского вида со скарбом, которые на вопросы Марьи Михайловны только хмурились, отплевывались и отпускали крепкие словечки. Над головой у нее зареяли Андреевские флаги косых оконных крестов, а однажды где-то на 25 Октября она увидела даже целый сказочный лес с рыцарями, дамами и драконами.
Вернувшись домой, она тут же взяла ножницы и за неимением бумаги создала на окнах райский сад с Творцом, Адамом, Евой, змием и всякими тварями из белого шелка выпускного гимназического платья. Стало легче, но только до той поры, пока она снова не вышла на улицу, где ее в панике прижали к стене серебряные киты в небе... Они тяжело ворочались, подставляя заходящему солнцу крутые бока, и Марье Михайловне казалось, что они вот-вот замычат, и ей на голову потянется их клейкая вонючая слюна…
— Господи, — шептала она, — ангеле Христов, хранителю мой святый и покровителю души и тела моего, вся ми прости…
Иногда наступало некое подобие просветления, Марья Михайловна звонила в управление, но там было уже не до нее, а в один жаркий день телефон девичьим голосом прозвенел: «До окончания войны ваш телефон отключается», и аппарат растаял августовским облачком. Огромная квартира ее теперь не только ослепла, но оглохла. Марья Михайловна попыталась не выходить на улицу, ведь ела она, как птичка, и одной халы с куриным бульоном хватало ей почти на неделю. Но какое-то необъяснимое чувство, чем-то похожее на любопытство и отвращение к гаду, гнало ее в город.
На этот раз в булочной на углу, куда она заходила с матерью за бриошами еще девочкой, халу ей продать отказались.
— Карточки! – лаконично бросила продавщица все в той же кружевной наколке, что была и месяц, и год, и пять лет назад. – Не мешайте, гражданочка! Следующий!
— Какие карточки, позвольте… я покупаю здесь хлеб вот уже сорок лет… — лепетала Марья Михайловна. – Вот же деньги…
— Сорок покупала, а теперь не будешь! – злорадно подытожил кто-то сзади, и Марья Михайловна увидела, что за ней уже давно стоит небывалой длины очередь. – Пошла, пошла!
Ничего не понимая, она вышла в ставший уже не чужим, а просто враждебным город и побрела сама не зная куда. Но силы оставили ее уже через пару сотню метров в храмовом садике. Марья Михайловна села на припеке и застыла, привычно изящно скрестив ручки в чуть пожелтевших перчатках и ножки в детских туфельках тридцать второго размера. Где она? Кто она? И когда?
Ее вывел из оцепенения грубый женский голос, обращенный, впрочем, совершенно не к ней. Марья Михайловна с трудом сфокусировала взгляд и неподалеку увидела дворничиху, витийствующую среди старух и нянек. Из всей домовой обслуги Марья Михайловна признавала только Вахидку, служившего еще при дедушке, и нынешнего Ахметку, его сына – остальных же боялась. Но встать и уйти у нее просто не было сил. Она закрыла глаза, стараясь спрятаться, однако громкий голос все равно проникал прямо в мозг.
— … а я говорю, что сюды и будут класть, помяните мое слово. Куды ж еще? А таскать нам придется. Конечно, чуть что – так дворники, прям, как при царском режиме!
— Но откуда же так много возьмется?
— А все оттуда, милая! Карточки, вишь, ввели? Ввели. В магАзинах ни шиша? Ни шиша. Детки, которых в июне повывезли, обратно вертаются? Вертаются. Вот они первыми и начнут. Ну, потом беженцы – у них ведь ничегошеньки нету. А после уж и мужички, антилигенты которые в первую очередь… — Марья Михайловна слушала этот бред, не понимая ничего, пока ушко ее не выловило спасительно-знакомое слово «интеллигент». И она стала вслушиваться, сведя домиком выщипанные бровки. — … Которые дураки, те крабы-то и скупают с кофеем. Это все дрянь, пустышки – а вот что поумнее, те золотишко, камушки там всякие, фарфор-хрусталь… Да только самые умные – те, что на теплое место уже сейчас пристраиваются… Как я, например…

Кое-как добравшись до дома, Марья Михайловна заснула голодная, и во сне ее плясали весенним разноцветьем все драгоценности, какие видела она в своей жизни во всех дворцах, на всех дамах и по всем магазинам. Проснувшись, она долго не могла понять, к чему снилась ей такая ерунда, потом всплыла серая туша дворничихи, говорившей о чем-то непонятном, но ужасном…

И тогда Марья Михайловна решительно подошла к старому шкафу и на дне среди хлама нашла старый валенок. Запершись с ним в ванной, она расстелила на пол бархатную скатерть и потрясла валенок. Глаза сразу заболели от старинных драгоценностей: покойница мама знала толк в камнях, а дедушка в золоте. Она аккуратно перебрала вещи, разложив по кулечкам из кальки – отдельно кольца, броши, булавки, запонки и браслет с фермуарчиком. Потом не менее решительно вернулась к шкафу и запустила ручку в лес вешалок с пронафталиненными пальто и саками. Длинный шелковый чулок сам скользнул в ладонь, полный и тугой, как соблазнительная женская нога… Там же в ванной она пересчитала деньги. Их оказалось даже больше, чем ожидалось: Марья Михайловна совсем забыла о премии, полученной за проект восстановления Богословки, перед самой войной прогремевший аж на ВДНХ.
За окном день поспешно переходил в предосенний вечер, и Марья Михайловна подумала, что в сумерках в городе будет не так страшно, что мгла скроет все эти новые и непонятные уродства. Она выскользнула из дома и полетела к ближайшему магазину на Загородном. Но там ей удалось купить лишь брошку в виде стрелочки с не очень чистым сапфиром. Зато по дороге домой она уже не обращала внимания ни на закрытые мешками с песком витрины, ни на появившиеся то тут, то там уродливые треугольные камни и букеты из рельсов.

Теперь жизнь Марьи Михайловны обрела ясность и смысл. Со свойственной ей методичностью и педантичностью она обходила скупки, комиссионки и магазины подарков. Радиус ее походов все расширялся, захватывая Линии, Газа и даже Володарку. Она появлялась всюду в чем-то сереньком, незаметном, перебирала вещи крошечными пальчиками, заворачивала покупку в калечку и исчезала. Она словно не замечала сирен воздушной тревоги, загадочных сводок по радио, которое стало теперь невозможно выключить, недоедания, поскольку ей даже в голову не пришло оформить злополучные карточки, и пробавлялась мороженым, сельтерской, а иногда пирожками с повидлом, на которые порой натыкалась в своих поисках. Не замечала она и того, как все чаще городские тени сгущаются около нее то у одного, то у другого магазина, превращаясь в незаметных молодых людей в кепочках с «авророй» в зубах.

Если бы кто-то спросил Марью Михайловну, зачем она это делает, она несомненно удивилась бы такому вопросу, ибо никогда о том не задумывалась. Или искренне ответила бы, что не может сидеть без дела, что драгоценности суть такое же творческое наследие прошлого, которое ей надо охранять и спасать, а то и просто улыбнулась бы маленькими, густо, но художественно накрашенными губками и призналась бы, что они напоминают ей маму.
А лето кончалось, был задействован уже второй валенок, утра становились все темней, и все чаще завывали тревоги.

В тот день она замешкалась дома, гладя пыльник. Солнце светило ярко, и сирены надрывались с утра, но Марья Михайловна по-прежнему ничего не замечала и
даже едва услышала звонок, испуганной птичкой залившийся у парадной двери. Подумав, что это Ахметка, давно не приносивший квитанции, она, досадуя на помеху, быстро щелкнула замком. На пороге, криво улыбаясь, стояли два парня в надвинутых на глаза кепках. Они грубо втолкнули ее в прихожую и захлопнули дверь.

— Ну, что, долеталась… муха? – ощерился один и стал медленно заносить руку с чем-то блестящим.
— Да не пачкайся, Васька, — лениво процедил второй. – Я ее так… как муху…

Но в это мгновенье ослепительный свет залил прихожую, и острый, длинный, мучительный звук полоснул по телам, чтобы еще через секунду смениться беззвучным уже небытием.

Это был первый снаряд, разорвавшийся в Ленинграде 8 сентября сорок первого года...

Дополнительные материалы:

Фотолетопись:
Поиск учеников школы


 




04.03
День рождения бывшего ученика нашей школы, вице-адмирала Николая Романовича Греве
11.03
День рождения выпускника нашей школы, архитектора Виктора Федоровича Габерцетеля
18.03

День рождения бывшего учителя физкультуры, Засл. учителя РСФСР Г.И.Девицкого 

30.03
День рождения бывшего ученика нашей школы, капитана Бориса Георгиевича Шарона



















2009-2020 ©
Разработка и сопровождение сайта
Яцеленко Алексей