Ушин Николай Петрович

Николай Петрович Ушин, 1942 г. Архив Федотова А.Ф. [4]


Николай Петрович Ушин родился 29 марта 1901 году в Санкт-Петербурге в семье потомственного почетного  гражданина, домовладельца Петра Николаевича Ушина.В 1912 г., когда Николаю исполнилось 11 лет, родители определили его в первый класс Реального училища К.Мая. В это время семья Ушиных проживала по адресу Васильевский Остров, 2 линия, дом 11 [1]. Николай окончил девять классов уже Советской единой трудовой школы I и II ступени в 1919 году [2].

После окончания школы продолжил образование в Военно-инженерном техникуме, прошёл ускоренный курс автоинженерного факультета Высшей военно-автомобильной и броневой школы.Однако, истинным призванием Николая была медицина и следующим местом его учебы стала Военно-медицинская академия РККА. В 1929 году сдал государственные испытания и получил удостоверение на право врачебной практики на всей территории СССР. Через 15 дней Николай Петрович получил приказ о назначении младшим врачом в 77-й полк Златоустовской стрелковой дивизии. Прослужив два года, был уволен в запас. Работал хирургом в г. Кириллов, позднее - главным врачом и хирургом больницы пос. Сясьстрой Ленинградской области.Был снова мобилизован в 1939 г., участвовал в Советско-финской войне [3]. После начала Великой Отечественной войны, во второй половине июля 1941 года Ленинградский Облздравотдел приказал развернуть на базе Сясьстроевской больницы госпиталь на 150 коек. Военврач 2-го ранга Николай Петрович Ушин был назначен Начальником эвакогоспиталя № 2754, который начал свою работу 9 августа 1941 года.

Дальнейший материал излагается по статье Е. Халтуриной «Память о них сохраним» [4]:

«…В операционных и перевязочных немедленно развернулась работа. При этом не прерывалась ни на один час и работа по приспособлению зданий. Неутомимую энергию проявили технические работники комбината. Они поражали всех исключительной работоспособностью, заражая других своим энтузиазмом. Под их руководством был создан хороший пищевой блок в школе, подведена вода к вновь открытым перевязочным и операционным, установлено свыше 10 ванн. Инвентарь из Ленинграда к этому времени ещё не поступил. Нельзя так же не отметить помощь, оказанную молодому госпиталю работниками Леноблторга и фабрики-кухни, которые обеспечивали питанием раненых до открытия госпитального пищеблока.Каждое утро к 8 часам врачи и руководители служб являлись в штаб, где докладывали начальнику о состоянии дел и получали новую установку. Рабочий день длился до 9 – 10 часов вечера.Продолжал съезжаться медицинский и административно-хозяйственный персонал. В распоряжение командования госпиталя прибыли санитарные дружины из Волхова, Новой Ладоги и Мги. Начали свою работу лаборатория, аптека, подвозилось продовольствие, а все базы снабжения, на тот момент, были в Ленинграде.

… К сентябрю число раненых достигло уже полутора тысяч. Это произошло из-за того, что УРЭП-95, который находился в Волхове, перебазировался в Тихвин. А раненых с эвакогоспиталя № 1199 перевезли в Сясьстрой. Многие из них, были в больших гипсовых повязках и нуждались в отправке в глубокий тыл. Пришлось занять для их размещения помещение кинотеатра и класть раненых на пол на солому. Эвакуация была очень затруднена. Выздоровевших бойцов принимал пересыльный пункт в Волхове. Обменного материального фонда на тот момент не было, и многие бойцы выбыли в госпитальной одежде.Связь с Ленинградом окончательно прервалась к концу августа 1941 года. Трудно описать все события этого месяца, каждый день которого был насыщен до предела. Одновременно с ранеными прибывали вагоны с кроватями, медикаментами, мягким инвентарем, грузовики с продовольствием, рентгеновской аппаратурой. Много имущества было передано госпиталю из различных домов отдыха и пионерских лагерей.

…В начале сентября, в связи с приближением немецко-фашистских войск, госпиталь был эвакуирован на Север. Руководство всей работой по сворачиванию госпиталя, погрузкой в эшелон и продвижением на Север, было возложено на начальника госпиталя Ушина. Именно он принял ответственное решение, грозившее в условиях военного времени серьезными последствиями, не размещать госпиталь в поселке Нюхча, абсолютно неприспособленном к приему и содержанию раненых, и двигаться дальше в город Онегу. В конце сентября Николай Ушин выехал в Архангельск и представился начальнику санитарного управления Архангельского военного округа. Последний был крайне удивлён приезду госпиталя и даже был склонен наказать за самовольное прибытие. УРЭП-96 только начал формироваться, и поэтому они так же о прибывшем госпитале ничего не знали. Там Ушин встретил начальника санитарной службы Карельского фронта дивизионного врача тов. Клюсса. Он живо заинтересовался судьбой госпиталя, его кадрами, профилем и дал указание максимально расшириться до 1200 коек. В течение октября положение госпиталя, в смысле его ведомственной принадлежности, продолжало быть неясным, и только в самом конце октября госпиталь был окончательно передан НКО с подчинением УРЭП-96, который в 1943 г. был преобразован в ФЭП-96. В должности начальника госпиталя Николай Петрович Ушин проработал до марта 1942 года. После этого он проработал в госпитале в качестве врача-хирурга до апреля 1943 г., а затем был переведён в Онежскую районную больницу заведующим хирургического отделения. В этой должности он проработал до сентября 1943 года и затем был направлен в распоряжение Архангельского облздравотдела. После войны работал главным врачом Камышлинской райбольницы Самарской области»


Вот как описывает события предвоенного и военного времени сам Николай Петрович:   
 «… Я перебрался поближе к Ленинграду в Сясьстрой – где большой целлюлозно-бумажный комбинат. После сугубо провинциальной и тихой жизни в Кириллове почувствовал разницу и в людях, и в отношениях, и в быте. Можно было съездить в Ленинград и купить чего не хватало, да и в этом особой нужды не было. Комбинат снабжался хорошо, был прекрасный клуб, театр, кино… Больница была недавно построена но, увы, в ее стенах и балках завелся какой-то паразит – грибок. И никто не знал, чем его вывести. Природа Сясьстроя – унылая. Чахлые, реденькие с сернистыми глазами сосенки, болотца. Но несколько дальше, особенно к Волхову – природа чудесна. В трех километрах, Сясьские Рядки – большое, старинное село при впадение Сяси в Ладожское озеро. Можно перебраться на пароме в Новую Ладогу – дремлющий тихий городок. В этих местах хранят память о Петре, о великом полководце Суворове. Имеются остатки бастионов, укреплений. Недалеко жил Державин и писал свои стихи.

В первые же дни войны почти все врачи ушли по призыву, остались я и 2-3 женщины-врача, более пожилого возраста. Вскоре меня вызвали в Ленинград, в Облздрав и приказали немедленно приступать к формированию эвакогоспиталя. Я был назначен начальником ЭГ №2754 вне всякого плана.

Это было мое последнее посещение Ленинграда. Погода была чудесная. Еще были люди на Невском. Еще не начали эвакуацию детей. Еще можно было в буфете купить булку, колбасу. При подъезде к городу я видел разбитые и сгоревшие составы - вереницы черных вагонов и паровозов. Какая странная, мирная тишина в те дни стояла над городом, и никто не верил, что вскоре будет что-то такое ужасное – Блокада.

В Облздраве чувствовалась растерянность, что-то писали, что-то планировали. А главное, требовали немедленно приступить к организации госпиталя. Сколько коек? - 900... Как, где? Отвечали: «Всё найдете на месте. Используйте все помещения, клуб, больницу, все что возможно. На днях пришлем врачей, адм. хоз. персонал». Я вернулся в сильном смятении - с чего начинать? Управление комбината пожимало плечами: «Нам ничего не говорили, у нас свои заботы...». Поселковый совет? Он занят вопросом по добровольной сдаче облигаций и записи людей в народное ополчение.

Через несколько дней прибыл комиссар и начал действовать. Он носил офицерскую форму и знаки политрука - 1 «кирпич». Видно, что участник только что недавно закончившейся финской компании, где он тоже был комиссаром госпиталя. Меня поразили его установки - немедленно организовать красные уголки, читальни, клубы. Он приказал перенести всю мебель, которую можно было сдвинуть с места из Дома культуры, и загромоздил ею нижний этаж больницы. Получилось очень красиво и совершенно бестолково - надо было сохранить каждый кусочек палаты под койки. Цифра 900 жгла мне голову...

Приехали несколько врачей - сугубо гражданских мобилизованных, как и я, через Облздравотдел. Сунулся я в Райвоенкомат - там стояла пыль столбом. Единственно чего я добился это дали бухгалтера - начфина очень толкового парня, с опытом финской войны. А мне установили звание, которого не было, теперь я мог носить 2 «кирпича» - военврач II ранга. Но обмундирования не было.     Как-то мне позвонили из Ленинграда: завтра примите первый санпоезд - человек 400-450... Всю ночь мы работали. Очень помогли мальчики, ученики ремесленного училища: таскали койки, мебель, матрасы. Жалоб не было. Комиссар пыжился и командовал. Он потребовал себе особый кабинет, с замками, несгораемым шкафом, диван.... Он разъезжал на единственной нашей машине – карете скорой помощи.

Кое-как удалось что-то скомбинировать, расставить силы, наметить начальников отделений. Больница не могла разместить больше 100-120 раненых. Остальных поместили в огромном здании Дома культуры и школы. К счастью мне на помощь приехал опытный военврач, представитель ФЭП и очень помог советами. И вот мы встречаем первый санпоезд. Собралось всякое начальство: и представители дирекции комбината, и начальник милиции. Все считали себя главными, очень мешали.

Надо сказать, что Сясьстрой - место для эвакогоспиталя очень неудобное. Оно не на ж.д. магистрали, а в стороне от небольшой станции. Оттуда тянется одноколейная ветка, километра на три. Но об этом, видимо никто не думал. Фронт подкатывался к Пскову и еще ближе. Недалек был день, когда проклятое кольцо сомкнется, и город будет отрезан. Начнется Великое и Героическое мученичество Ленинграда. В первых числах сентября мы потеряли связь с Ленинградом, начальство разбежалось.

Никогда не забуду тех людей, с которыми пришлось работать в те тяжелые дни. Это были ленинградцы, они беспокоились за судьбы своих близких. Кольцо вокруг города смыкалось. Получив повестку из военкомата, девушки-сандружинницы прибыли к нам в легких летних платьях, с чемоданчиками в руках, наскоро собранными нехитрыми пожитками. Их родные остались там, за чертой проклятого окружения. Они были испуганы, не очень сыты, и совсем плохо одеты (нам так и не дали обмундирование и мы оделись кое-как в военную форму при помощи военных). Они болели за своих родных и работали как одержимые. Ни одной жалобы, ни одного хныканья.
Я не помню ваши фамилии, милые девушки, а теперь наверно уже солидные дамы, но я помню вас молодыми. Где вы, милые, чудесные девушки! Никогда вас не забуду, ваш скромный, незаметный подвиг. Не забыть женщин-врачей: хирурга из Волховстроя Колесникову, терапевта Круглову, врача Снитковскую, Быченкову - зав. лабораторией и многих других. Именно они, эти женщины, вынесли на своих плечах самые трудные месяцы, не растерялись, не опустили рук. Мы все были не очень опытные в этом новом деле. Бывало, что нас сбивали с толку нелепые и противоречивые распоряжения. К счастью начальство скоро оставило нас в покое - ФЭП куда-то сбежал. Облздрав - тоже. Мы остались одни.

Приняли еще санпоезд, и еще один. Раненые - в гипсовых повязках, с осколками в тканях, с пульсирующими гематомами, с начинающей анаэробными инфекциями. Самых срочных оперировала доктор Колесникова в больничной операционной. Но что делать нам дальше? Сводки все тревожней и страшней. Волховстрой бомбили. Как-то ночью я шел по поселку. Абсолютное затемнение. И вдруг - яркая вспышка ракеты. Рокот моторов очень низко. И над головой я вижу распластанную хищную птицу с черными крестами на крыльях, на хвосте... Он куда-то пролетел.Случилось так, что боевой сосед - сануправление 7-й армии, что в Лодейном Поле нам помог. Дали товарный порожняк, мы погрузили всех раненых, которых накопилось к тому времени до 800 человек. Их увезли по дороге на Тихвин и Вологду. Мы свернулись, ожидали часа погрузки. Но в этот день, 4 сентября, уже по-осеннему холодный и сырой, привезли раненых. Около 200 человек. Их везли каналом через Ладогу - ближайший и единственный госпиталь был наш. То были бойцы пограничники в большинстве те, кто героически отразил немецкий парашютный десант и уничтожил его. Среди них было 12 тяжело раненых в голову. Нам оставался только один путь – на север: Лодейное Поле – Петрозаводск – Беломорск. Погрузились в товарные составы и два разбитых вагончика дачного поезда. Надо сказать, что вместе со мной в Онегу поехала моя семья – жена и пятеро маленьких детей. Нам удалось эвакуировать и несколько семей из Сясьстроя.

Гляжу порой, на старую, уже пожелтевшую карточку, где мы снялись уже в Онеге. И опять как не вспомнить добрым словом наших сестер-дружинниц! Как они работали! Мне не забыть вашей статности, мужественности. Ни одной жалобы, ни одной слезы… Вот уж подлинно русские героини – незаметные, скромные, самоотверженные женщины. Если вы живы, то желаю от всего сердца – здоровья. Примите еще раз мой привет и земной поклон. Да, воспоминание о госпитале, особенно о первом периоде - самом трудном, у меня связано именно с женским героизмом. Впрочем, это, вероятно, было повсюду в тылу. Женщины сделали больше чем мы мужчины
… Я переехал в Куйбышевскую область, в Камышлинский р-н, что на границе с Оренбургской областью – край древний Аксаковский, с чудесной природой. В Камышле я работал до 1949…
< В 1949 г. Николай Петрович был арестован  и приговорён к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Реабилитирован 25.06.1995>  … Оставалась жена и семеро детей из которых самой старшей не было 15 лет <всего в семье было восемь детей>. Моя семья из Камышлы уехали в Среднюю Азию. Железный занавес опустился. Начались круги Ада – из которых я вышел – выскочил как-то неожиданно – в самом конце 1954 г. Я был далеко на Севере, на самом полярном круге, в Абезе. Выйдя из заключения (последний год я провёл около Омска),  выслушал на вахте  постановление о том, что обвинения по статье такой-то и такой-то (измена Родине!) не подтвердились, что судимость снята и т.д., - я отправился в г. Коканд, в декабре 1954 к семье. Почти шесть лет разлуки. Младшие ребята меня почти не помнили. Старшие – ждали. Жена постарела – она работала в очень тяжелых условиях на маслозаводе. Двое детей – старшие, окончили нефтяной техникум, двое учились в педучилище. Все были воспитанники Кокандского Детдома. В небольшой больнице Шор-Су (Ферганский рудник) я возобновил свою хирургическую работу».

        Последние годы своей жизни Николай Петрович проживал в городе Исфара (Таджикистан), работал главным врачом в больнице. Скоропостижно скончался там же  13 ноября 1961 г. в возрасте 60 лет.