Василий Иванович родился в 1925 г. В 6-ой специальной артиллерийской школе учился с 8-го класса в 1940 г. по 1942 г. [1].
Проживал в Ленинграде на Васильевском острове по адресу:
17 линия, д.4, кв.20.
В январе 1942 г. умер в блокадном Ленинграде. Похоронен на Смоленском кладбище [2].
Ниже приводится отрывок из воспоминаний бывшего ученика 6 САШ, председателя Совета ветеранов школы В.Г. Рожкова [3]:
«Суровая зима 1941-1942 года.
Более плановая учеба в школе началась с 15 октября. С этого же дня учащихся всех специальных школ города поставили на котловое довольствие, установив им рабочую норму питания. Хлеба получали по 400, с 13 ноября по 300, а с 20го числа того же месяца – по 250 граммов.
Положение же в Ленинграде с каждым днем становилось все труднее и труднее.
7 октября 1941 года по поручению начальника штаба вооруженных сил Германии генерал А.Иодль подписал широко известное распоряжение: «Фюрер решил, что капитуляция Ленинграда, и позже и Москвы, не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником. Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня, точно также нельзя кормить их население за счет германской расы». В другом документе фашистской ставки от 29 сентября 1941 года говорилось: «Фюрер решил стереть г. Петербург с лица Земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта».
Но ни жестокие бомбардировки, ни постоянные артиллерийские обстрелы не сломили духа ленинградцев. Город жил, город стоял! И тогда немцы решили задушить нас блокадой, голодом, оружием невидимым и неслышимым, которое было страшнее и бомбежек, и обстрелов. Уже в ноябре в городе не было ни света, ни тепла, не работал водопровод, общественный транспорт, оставались мизерные запасы продовольствия, улицы почти пустынны.
Многое изменилось и в нашей школе.
Владимир Шаляпин вспоминает: «В школу стало приходить все меньше и меньше ребят. Никаких занятий, конечно, не было. Кто приходил в школу, собирались в одном классе, который находился над кухней, так как там было более-менее тепло. Разговоры велись только о еде, о хлебе, о картошке, о том, как хорошо и вкусно ели до войны. Как были прожиты декабрь и январь невозможно передать, а еще труднее рассказать и описать».
И все-таки, несмотря на тяжелейшее положение с продовольствием в городе, мы, спецшкольники, ежедневно получали горячую пищу. Правда, я, как и некоторые другие товарищи, часть ее приносили домой. У меня, например, в полевой сумке, с которой я ходил в школу, стояли две стеклянные баночки, куда я выкладывал все густое из первого и второго; сверху клал пайку хлеба. Дома, где у нас было еще 3 иждивенца (мама и 2 сестры), моим «подаркам» всегда были очень рады.
Говоря о личных воспоминаниях, не могу забыть случая, когда отец на заводе как-то поймал воробья. Мама его сварила в целой кастрюле, а папа разделил ровно на 5 частей. Мне помнится, досталось воробьиное сердечко.
Путь мой от дома до школы проходил вначале мимо полей у речки Смоленка, затем мимо Армянского, Немецкого (лютеранского) и Смоленского кладбищ, а потом по 16й или 14й линии до Среднего проспекта. Многие василеостровцы везли своих умерших родственников к кладбищам, а уже там, не имея сил и средств, бросали их на саночках или просто в простынях и одеялах. Некоторые заводы не работали и люди приходили на поле у речки и копали длинные (около 20метров) и широкие (около 3метров) рвы, в которые по утрам привозили собранные по улицам трупы и сваливали их туда. Сейчас там находится братское кладбище, похожее на Пискаревское. Так вот, пока я доходил до школы, мне навстречу попадались 3-4 машины, накрытые брезентом с торчащими из-под него человеческими конечностями, и более сотни «саночек» и «гробиков». И это ежедневно!!!
Не могу забыть: у забора за ларьком, сразу за мостиком через Смоленку (слева), дня три лежала замерзшая мертвая пожилая женщина с поднятой ногой. На третий день ногу кто-то отпилил. Был и другой подобный случай, но я не могу об этом писать! Страшно!
Не могу ничего утверждать, но, когда болела мама, я иногда ходил промышлять чего-нибудь на рынок, но никогда не покупал выставленные на продажу студень, котлеты и другие мясные изделия.
Уже после войны мои старые знакомые по Озеркам рассказывали, что наши бывшие соседи по первому этажу (Евелевы и Ефимовы) были арестованы и пропали, якобы, за то, что заманивали детей и употребляли их в пищу.
Своими отрывочными воспоминаниями я еще раз хотел подчеркнуть всю тяжесть положения населения Ленинграда зимой 1941-1942 года.
Не лучше было и положение нашей школы. По различным причинам сокращалось число учащихся, чаще всего по болезни. В интернате от истощения умерли Биллер и Горбоносов, хотя они имели регулярное питание. В подворотне своего дома был найден мертвым учащийся 3ей батареи (фамилию, к сожалению, не установил).
И, хотя с началом работы «Дороги жизни» появились надежды на улучшение положения, результаты голода давали о себе знать.
25 декабря норма выдачи хлеба в Ленинграде была увеличена на 100граммов, а 24 января – еще на 50. Однако продовольственное положение в городе оставалось очень тяжелым…».
Источники:
1. Н.В. Благово Школа на Васильевском острове Часть II. СПб, Наука, 2009.
2. http://visz.nlr.ru/blockade .
3. В.Г.Рожков Шестая (Первая Ленинградская) специальная артиллерийская школа. СПб, 2006.
Биографическая справка подготовлена Ириной Викторовной Родышевцевой © и М.Т. Валиевым (оба Санкт-Петербург).
23.03.2018